Русская разведчица Маша и немецкий антифашист Отто погибли в бою в марте 1943 года и вместе похоронены в Глушковском районе.
Трагическая судьба двух молодых людей – 18-летней Маши Васильевой из Рыльска и 30-летнего Отто Адама из немецкого города Лейпцига, встретившихся в пору тяжких испытаний Второй мировой войны на курской земле.
Не враг, а друг
До войны Маша Васильева училась в рыльской школе № 1 имени Г.И. Шелихова, окончила восемь классов. Муся, как ее звали подруги и мама Елизавета Николаевна, ничем не выделялась среди сверстников, разве что своей серьезностью, рассудительностью, начитанностью. Училась хорошо, особенно ей давался немецкий язык и по этому предмету имела одни пятерки. Муся считала, что язык Гейне и Маркса нельзя знать плохо.
Свою учебу она продолжила в средней школе села Званного Глушковского района – оттуда родом был ее отец Михаил Георгиевич, расставшийся с Елизаветой Николаевной и работавший в лесничестве. Там, в Званновской школе, Маша вступила в комсомол и перед самой Великой Отечественной войной получила аттестат зрелости.
В октябре 1941 года фашисты оккупировали Рыльский и Глушковский районы. Гарнизону требовались переводчики для работы в комендатурах, а они располагались не только в городе, но и в крупных селах. По приказу начальника комендатуры Рыльска были организованы лично им курируемые курсы переводчиц из числа молодых девушек. Попала на эти краткосрочные курсы и 16-летняя Маша Васильева. К этому времени с комсомолкой установил связь базировавшийся в Глушковском районе штаб партизанского отряда имени Щорса под командованием Афанасия Яковлевича Синегубова. Точно не известно, какие документы предъявила немцам Маша, но герр комендант охотно принял на работу толковую девушку, белокурую красавицу с косами, аккуратно уложенными вокруг головы, одевавшуюся по-городскому и носившую модные шляпки. Юный возраст фройлен Маши не вызывал у немцев подозрений, что она связана с подпольем. Кроме устного перевода, в ее обязанности входила перепечатка на пишущей машинке приказов, рапортов, из которых разведчица черпала важные сведения, копируя их.
В комендатуре она познакомилась с обер-лейтенантом Отто Адамом, начальником оружейного склада, облеченного особым доверием коменданта. Интендант оказывал девушке знаки внимания, иногда провожал до дома поздними вечерами. В разговорах постепенно раскрывался внутренний мир Отто. Человеку мирной профессии – скорняку была ненавистна война, но в 1939 году в результате всеобщей мобилизации его против воли поставили «под ружье» и направили на фронт – сначала в Польшу, а после нападения Германии на СССР он оказался в Курской области и служил в рыльском гарнизоне. Отто рассказал Марии с болью в голосе, что в Польше был свидетелем, как в концлагерях варварски обращались с военнопленными и с гражданским населением, как уничтожали в печах людей разных национальностей. И содрогался от жестокости «нового порядка» на русской земле, при котором происходили массовые расстрелы людей, подозреваемых в связях с партизанами, а также сельских жителей, посмевших не сдать продукты в пользу немецкой армии. Многие становились жертвами карательных репрессий.
Мария поверила в искренность исповеди обер-лейтенанта и стала ему доверять, а после того как он заметил у нее на квартире связных из группы подполья и не доложил об этом начальству, немецкий интендант еще больше расположил к себе Машу. В комендатуре он вел по телефону важные разговоры громче обычного, чтобы в соседнем кабинете переводчица смогла их услышать. Или же вроде бы по рассеянности оставлял у нее на столике секретные документы для их перепечатки. Комсомолка прятала эти сведения в «закрытый почтовый ящик», оттуда они попадали на конспиративную квартиру, дальше в партизанский отряд и на Большую землю. Таким образом Маша могла передать нашим о готовившихся карательных операциях; списки людей, подлежавших угону в Германию на принудительные работы, фамилии тех полицаев и старост из числа русских, особо зверствовавших, стараясь выслужиться перед новыми властями.
Маша и Отто все чаще общались, доверяя друг другу. По взглядам, которыми они обменивались, было видно, что их чувства уже не скованы служебными обязанностями, а существуют сами по себе. Ни в каких документах, ни в какой летописи не мог быть отражен долгий путь их взаимоотношений. Возможно, что было так: молодые люди шли по улицам весеннего Рыльска. Спустились с горы Ивана Рыльского и подошли к берегу Сейма, полноводного от сильного паводка. Старинный город был окутан белой дымкой цветущих садов. И тут сердце девичье проснулось. А Отто давно пылал нежными чувствами к русской девушке и постарался окончательно рассеять ее сомнения относительно своего отношения к военной службе в рядах вермахта. С потеплевшим взором широко распахнутых глаз признался: «Я не хочу больше убивать, не хочу умирать. Потому и спешу в ваш дом каждый вечер. Боюсь, что без вашей веры в справедливость борьбы с фашизмом утрачу то, что во мне появилось не без вашего участия… Утрачу совесть».
С того момента Маша стала воспринимать немца Отто не как врага, а как сподвижника и близкого друга. Он ответил готовностью помогать подпольщице. Будучи начальником оружейного склада, Отто втайне передавал девушке толовые шашки, взрыватели для мин, помогал вынести из комендатуры оружие.
Нацисты со свастикой, крепко засевшие в Рыльске, чувствовали себя хозяевами жизни и, несмотря на опасность со стороны партизан, позволяли себе всякие вольности. В городе работали рестораны, казино и другие увеселительные заведения. Молодой офицер приглашал фройлен Машу в казино якобы для того, чтобы отдохнуть и послушать концерт. За столиками кстати было заводить разговоры, в том числе с занимавшими ответственные посты немцами. Опьяненные шнапсом, они болтали лишнее, и порой в этих развязных высказываниях проскальзывали важные сведения.
Об опасной работе Муси, связанной с партизанами, знала, кроме подпольщиков, лишь ее мать Елизавета Николаевна. А знакомые и даже незнакомые ей люди прямо в глаза обзывали девушку «немецкой курвой», «овчаркой» с добавлением крепкого русского мата. Скрепя зубы Мария вынуждена была проглатывать незаслуженные оскорбления, а мысленно ее душа кричала: «Верьте мне, люди!»
В начале 1943 года в комендатуре стали замечать, что происходит утечка информации. Подозрение пало на переводчицу Васильеву. Параллельно была организована ревизия на оружейном складе и обнаружена недостача оружия. Когда угроза разоблачения подпольной деятельности молодых людей, иначе говоря, угроза фашистской петли, нависла над ними, Маша и Отто тайно бежали из Рыльска. 10 февраля 1943 года след их из комендатуры простыл. Они переправились в Глушковский район в отряд Синегубова.
Приберегли два патрона для себя
Отряд имени Щорса действовал с октября 1941 года и входил в состав 2-й Курской партизанской бригады. В зоне его влияния находились Глушковский, Рыльский, Крупецкой районы, часть Сумской области и даже Орловщина. Народные мстители взрывали мосты, пускали под откос паровозные составы; во время внезапных налетов на комендатуры убивали немцев и полицаев. Партизаны сражались в прифронтовой полосе, ведь в марте 1943 года Рыльский и Глушковский районы всё еще находились под пятой у фашистов, начавших в качестве реванша за свое поражение в Сталинграде готовиться к летнему наступлению и крупнейшей операции под Курском.
К этому времени отряд имени Щорса насчитывал 250 «штыков». Вступление в него М.Васильевой и Отто Адама вызвало у партизан пересуды, они очень настороженно отнеслись к Отто, ведь он немец и наверняка любил фатерлянд – свою родину. Но по мере узнавания чужака в нем почувствовали «своего парня». Как и его новые товарищи, он ел простую пищу, курил цигарку-самокрутку из злой махорки, носил телогрейку и шапку-ушанку с распущенными «ушами». Стал немного изъясняться по-русски, благо что «учительница» была всегда рядом. Главное же, чем расположил к себе Отто, – он четко выполнял все задания. Одно из них было совсем не обычным. В группу Адама входили Маша и боец Владимир Голованов. Они разыгрывали целые инсценированные спектакли. Отто, переодетый в форму гауптмана (капитана), в лайковых перчатках и с моноклем, как важный господин восседал в коляске, запряженной гнедым резвым жеребцом. Рядом сидела в качестве переводчицы надменная фройлен Маша, а роль ездового исполнял Голованов, тоже переодетый в немецкую форму. На случай обстрела в коляске было спрятано оружие, прикрытое соломой.
Троица подкатывала к железнодорожным станциям, и Отто под видом проверки по-немецки вел переговоры с руководством станции, разговаривал свысока, узнавал графики прохождения поездов и пути их следования. Однажды на одной станции он так отчитывал «подчиненных» за плохую работу, что те потеряли дар речи, а затем на их глазах распорядился отогнать три состава, в которых перевозили скот, мешки с цементом и посылки из Германии.
Полученные разведданные связисты отряда передавали в штабы красноармейских формирований. Удачно проведенные с риском для жизни наскоки в самое логово врага окончательно рассеяли подозрения по отношению к Отто.
В 1961 году бывший командир отряда А.Я. Синегубов написал своей рукой воспоминания, находящиеся в фондах Рыльского краеведческого музея. Есть в этом письме и такие строки: «Во многих селах Глушковского, Рыльского, Крупецкого районов, где бывал отряд, население знало, что в числе наших бойцов воюет немец. Его так и называли: Отто – немец-партизан. И Адам оправдал поручительство Маши в преданности нашему общему делу. Отто и Маша действительно совершали чудеса. Они выполняли сложные и трудные задания по разведке. Вместе с отрядом участвовали во многих боях против немецких оккупантов и завоевали уважение к себе всех бойцов.
Помню, в одном бою в марте 1943 года в Казенном лесу возле села Неониловки нацисты бросили на нас полк солдат, а нас было всего 250 человек. Очень тяжелым был бой: нам приходилось отбивать атаку за атакой, а боеприпасы кончались. Положение создалось угрожающее. И тогда Маша, смелая дивчина, поползла к убитым немцам и притащила пулемет, патроны. Из этого пулемета Отто стал строчить по немцам. У убитых забирали боеприпасы. Враги потеряли около пятисот человек и были вынуждены отступить, а мы ушли в другие леса».
Совместная деятельность антифашиста и русской разведчицы способствовала их сближению. Они уже не скрывали своих чувств. В отряде их называли жених и невеста, и товарищи старались оставить их наедине, как только представлялась такая возможность. Молодые люди мечтали пожениться, вели разговоры о своем будущем – хотели после войны, конец которой уже вырисовывался, уехать в Москву, чтобы учиться. У Отто было стремление стать мостостроителем, а Маша решила стать учителем. Не знали, какая участь ждет их в скором времени.
20 марта 1943 года Отто, Маша и Голованов вновь отправились, как оказалось, в свою последнюю разведку. Когда спустя четыре дня они возвращались в отряд, то в Ходейковском лесу, невдалеке от реки Сейм, напоролись на засаду. Их выдал предатель староста села Ходейково Бондаренко. Партизаны стали отбиваться от немцев, выдержали несколько атак. В ходе перестрелки тяжело ранило Голованова.
Стрельба возобновилась. Враги приближались все ближе. Они хотели взять партизан живыми. Помощи ждать было неоткуда, а патроны были на исходе. Два из них разведчики оставили для себя. Отто чувствовал близкий конец и принял очень непростое для себя решение. Он содрогнулся, представив, что любимую будут пытать в гестапо, а потом повесят или расстреляют.
Оставались считанные секунды. Отто вынул из кобуры вальтер. Маша поняла его намерение, но не отстранилась, когда Отто привлек ее к себе, обняв за плечи. Маша прижалась щекой к его щеке, виском своим к виску любимого человека. Раздались два выстрела. Сначала Отто выстрелил в Машу, а потом покончил с собой.
Владимир Губанов узнал о смерти своих боевых товарищей, придя в сознание в деревенской хате, от женщины, которая подобрала парня и его выхаживала. А ей передали по «народному радио» о печальной участи Отто и Маши.
Героев похоронил прямо в лесу один рыбак, и не в гробу (сбивать доски было некогда), а в простынке. Через несколько дней сюда добралась Елизавета Николаевна. Ей дали лопату, и женщина разрыла могилку. Тела Маши и Отто было уже не узнать. Она признала дочь лишь по белокурым косам, отрезала их себе на память, а на самой могиле посадила липу.
Могила была по существу заброшена, пока в 1945 году прах влюбленных не перенесли в братскую могилу села Званного. А в 1965 году по случаю 20-летия Великой Победы – в братскую могилу в поселке Глушково.
Лучшая награда – народная память
За свой героизм ни Маша, ни Отто не получили никакой государственной награды, и лучшая награда патриотам – память народная. После окончания войны первыми об этой паре разузнали краеведы и музейные работники. В Глушковском краеведческом и Рыльском краеведческом музеях я с интересом ознакомилась с экспозициями, посвящёнными М. Васильевой и О. Адаму, с документами. В Рыльске есть письменные свидетельства очевидцев тех грозных событий. Заинтересовали меня предметы, принадлежавшие Маше Васильевой: тетрадь в клеточку по геометрии, где ее рукой аккуратно написан текстовой материал, сопровождающий геометрические фигуры; вышитая ею небольшая картинка на льняной ткани; школьные и семейные фотографии Маши, а также ее фотопортрет с косами, выполненный, когда ей было лет 16. Все очень трогает душу.
Эта необычная для военного времени история разными путями доходила до журналистов, местных литераторов, профессиональных писателей. Первооткрывателем волнующей темы следует считать курского драматурга Олега Викторова, участника Великой Отечественной войны, с которым я встретилась незадолго до его смерти в 2006 году. И он мне рассказал, что послужило толчком для обращения к материалу с драматическим концом. В 1959 году Олег Сергеевич, по образованию юрист и работавший тогда в областной прокуратуре, в составе группы прокуроров расследовал в Глушковском районе злодеяния бывшего старосты села Ходейково Бондаренко. Фашистский прихвостень 15 лет скрывался от справедливого возмездия. На суде были представлены факты его участия в казнях советских людей и издевательствах над односельчанами. Он-то и поведал о гибели Маши и Отто.
История любви русской девушки-разведчицы и немецкого офицера-антифашиста не давала покоя Викторову как начинающему драматургу. Целый год он работал над драмой, вылившейся в пьесу «Это было под Курском» («Отто Адам)», которая под разными заголовками была поставлена в Курском, Белгородском и Сумском драмтеатрах, а спектакль «Это было под Курском» самодеятельного театра Курского завода резиновых технических изделий сняла на пленку в 1961 году областная студия телевидения. При этом артисты играли в реальной обстановке в Глушковском районе, возле села Званного. Об этой пьесе и ее реальных героях написал журнал «Огонек» (№20, май 1961 года). Статью перепечатала немецкая газета «Wochen Post», и родные Отто Адама узнали о его судьбе, которая была им неизвестна. Надо ли говорить, что пережила при этом известии фрау Лине Адам, узнавшая, что ее родной сыночек нашел свой последний приют на чужбине. Она очень хотела приехать в СССР на место погребения сына, но из-за «железного занавеса» ей отказали в визе.
Зато такую поездку удалось совершить дяде Отто – Фритцу Байеру и его жене Элизабет. Еще до войны Фритц вступил в коммунистическую партию Германии, а после войны был директором Лейпцигской высшей партийной школы, к тому же за активную антифашистскую деятельность его наградили Ленинской юбилейной медалью, и отказать в визе для поездки в СССР такому человеку не могли. Супружеская пара приехала в Глушково в мае 1970 года, когда отмечалось 25-летие Великой Победы.
О подробностях частного визита рассказала мне заслуженный учитель РФ Нина Митрофановна Бондаренко:
– Гости из ГДР приняли участие в торжествах в парке имени Фрунзе и возложили на братскую могилу венок от своей семьи, дотронулись рукой до мемориальной плиты, словно хотели согреть своим теплом холодный камень.
От Фритца мы узнали об Отто. Он был спокойным, незлобивым человеком; ни в каких митингах и путчах не участвовал, политикой не интересовался и антифашистом себя не считал, в отличие от отца. Когда Отто воевал в Польше, то отец и его брат Фритц за политическую деятельность оказались в концлагере. Фритцу удалось освободиться, а вот отец Отто не выдержал пыток и погиб. Приехавшему домой на побывку племяннику дядя сообщил грустную весть. Смерть отца и увиденные в Польше злодеяния перевернули его психологию, и он стал убежденным антифашистом. Узнав о переходе Отто на сторону красных, часть соотечественников назвала его предателем. Но были и иные немцы, об этом говорит, в частности, такой факт: в Трептов-парке, на кладбище, где лежат погибшие советские воины, находится памятник: тоненькая юная девушка с длинными косами положила голову на плечо немецкого офицера, и надпись на бронзовой доске написана по-немецки «Светлой любви Маши Васильевой и Отто Адама (1941-1943)».
…Мы с немецкими гостями съездили на то место, где погибли Маша и Отто, поклонились святой земле. Побывали мы и в Званном, на братской могиле, куда первоначально были перенесены останки героев. Это место памятно мне еще и потому, что в мае 1945 года здесь меня приняли в пионеры.
В парке имени Фрунзе поселка Глушково есть памятник глушковцам, погибшим в борьбе с нацистской Германией. Он возвышается над братской могилой. На мраморной доске, помимо других имен, обозначены фамилии: Васильева М.М. – партизанка (1925-1943), а ниже – Отто Адам (немец) – партизан (1913-1943). Их имена занесены также в 11-й том областной Книги памяти.
Свежие комментарии