КАК МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ АТЕИСТОМ РАБОТАЛ
Мой друг-одноклассник, Михаил Николаевич, с которым мы и учились вместе, и в армии служили вместе, по фамилии, как и я, был Бирюков. Наши деды были троюродными братьями — пятое или шестое колено. Работал он в школе в селе Колпашево Томской области преподавателем истории, а потом его взяли в пропагандисты. Атеистом работал — ездил по поселкам, по школам, по районам и всё антирелигиозные лекции читал. Против церкви проповедовал. А мамочка Анна и папочка Николай в церковь ходили. Начальство его было очень этим недовольно:
— Михаил Николаевич, ты человек передовой, читаешь лекции против Бога, а твои родители такие отсталые — в церковь ходят. Запрети им. Пусть тебя не позорят. А то придется тебя от лекционной работы отстранять. Приехал он к родителям и стал их уговаривать:
— Мама! Папа! Прошу вас, не ходите в церковь. Из-за вас меня с работы могут снять.
— У тебя есть работа! — говорит отец. — Возвращайся в школу. Зачем ты согласился против Бога лекции читать?
А он свое: работа ценная, его возят на машине, он в почете, только «отсталость» родителей мешает.
— Миша, сынок, — отвечает мать, — ты не веришь — не верь, делай свое дело. А я как ходила в церковь — так и буду.
Так и не смог он уговорить отца с матерью. Шло время. Отец умер. Тогда Михаил Николаевич решил хитростью отвадить мамочку от церкви. Решил ее в своей квартире поселить. Привез в гости:
— Вот, мама, твоя комнатка. Я все для тебя приготовил, чтобы тебе хорошо у меня жилось.
— Нет, Мишенька, не поеду к тебе жить! Ты ведь не дашь мне иконы повесить, свечки не дашь зажечь?
— Нет, мама, не дам…
— Тогда я лучше буду одна в своем доме жить.
— Ну, что ж, мама, живи. Только не ходи в церковь — прошу тебя.
— Нет, Миша, не проси. Как ходила, так и буду ходить.
Но пришло время — и мама умерла. Михаилу Николаевичу позвонили, он срочно приехал. Увидел мать под иконами — досада его взяла: придут, дескать, сейчас старухи со свечами да с молитвами, священника позовут. Взял тело матери на руки и понес к машине — похороню, дескать, по-своему. Только дошел он до двери — что такое: не видит ничего! Почему нет света? Где свет? — стал требовать. А как ему поможешь? Это ведь не лампочку включить! Проверили — он не видит абсолютно. Под руки его увели, посадили в машину — и в больницу в Томск, в глазное отделение. Но профессора ничего не могли сделать, никакие лекарства не помогали. Зрение вернулось к Михаилу лишь когда матери 40 дней справили. Только тогда он начал нормально видеть, освободился от своей «странной» болезни. Когда прозрел и вышел из больницы — сказал:
— Теперь, как и мать с отцом, пойду в церковь.
Власти говорили, будто у него с головой что-то случилось. Но на самом деле он уже не смог больше «проповедовать» против Бога. Замолчал. Надо думать — после такого вразумления — что еще можно сказать! Это была истинная правда. Этот Михаил Николаевич до сих пор жив — живет в селе Колпашево Томской области.
КАК ИКОНЕ ГЛАЗА ЗАВЯЗАЛИ
…Когда мы на ссылке были и среди ссыльных начали колхозы создавать, из одного такого нового поселения надергали мужиков и стали строить конный двор — благо леса полно. В дом к хозяйке, живущей по соседству со стройкой, приехал бригадир:
— Анна Ивановна! Тут рядом конный двор строят, мужикам обед будешь варить.
Привозили продукты: хлеба, крупы, моркови, мяса — и она кормила этих рабочих. Подошел Великий пост. Привозят, как обычно, мясо, крупу — и все остальное. Анна и говорит:
— Да сейчас же пост Великий. Вы же верующие! Как же вы постом мясо будете кушать? Мне даже варить неудобно.
А бригадир ей:
— Не твое дело. Вари — мужики работают, их надо кормить. А сама не хочешь — не ешь!
Приходят мужики обедать — их десять человек было, а Анна уже наварила мясной суп, мясо приготовила. Приказали так. Но все же душа ее не на месте:
— Как вы будете есть? Ведь сейчас пост.
И ушла на кухню. А у нее икона над столом висела. Мужики вроде смутились. Один Иван нашелся — такой «смелый» — взял полотенце, залез на скамейку и смеется:
— А мы сейчас Боженьке глаза завяжем, и Он не увидит, что мы будем мясо кушать. Вот нам греха и не будет!
Словом, завязал иконе глазки. А хозяйка ничего этого не видела. После обеда этот «смельчак» стал развязывать икону со словами:
— Ну вот, Боженька ничего не видел!
Анна Ивановна и увидала:
— Ты что делаешь, Иван, с ума сошел? Крыша поехала?! Проси скорей прощения…
Отругала его как могла. А Иван только смеется:
— Если Бог есть — пусть накажет меня. Вот у наших все отобрали, всех сослали — Бог никого не наказал. Ну, и где Он, Бог?.. Я не верю теперь, что Он есть.
Когда Иван пришел домой, то своей жене Евдокии рассказал, что он сделал.
— Ой, ой! Что ты наделал! Проси прощения! Кайся! — испугалась она.
А он ей те же слова повторяет, что за обедом сказал:
— А ежели есть Бог — пусть накажет меня.
— Да ты что такое болтаешь?! — жена начала плакать.
— Не плачь, Евдокиюшка, ну пострадаю так пострадаю. Зато буду знать, что Бог есть.
Вот до какого помрачения можно дойти — просить у Бога наказания!.. Так и лег спать Иван. Утром хозяйка встает, на кухне свое дело делает. За ней встает хозяин, пытается лампу керосиновую зажечь, спичкой чиркает…
Жена удивляется:
— Ты зачем, Иван, лампу зажигаешь? Ведь солнце уже подымается, совсем светло стало.
— Какое светло — темно!
Спичка у него в пальцах горит, а он ее не видит. Достает вторую спичку. Тогда жена отбирает спичку, зажигает перед его глазами и спрашивает:
— Ну теперь видишь?
А он только по столу руками щупает, где лампа стоит. Ни спички, ни солнца — ничего не видит. Черная ночь для него настала. Жена затряслась, зарыдала: муж ослеп! Тогда Иван понял: Господь отнял зрение. Заплакал Иван: значит, Бог есть!
— Пойдем скорей в больницу! — говорит ему жена.
— Зачем в больницу? — отвечает Иван.
— Бог меня наказал, больница не поможет…
Евдокия упала на колени, давай перед иконами просить за мужа.
— Что ты плачешь, — говорит Иван, — я же сам просил. Вот наказание и пришло. А на следующую ночь он видит сон. Спаситель прямо с той самой иконы, над которой Иван надсмеялся, говорит ему:
— Ты мне глаза завязал — и Я тебе глаза завязал…
Вот так-то. А когда 40 дней прошло — отошли глаза. Видно, жена молилась усердно. А Иван таким проповедником веры православной стал — будь здоров!
Произошло это в 1932 или 1933 году на севере Томской области — в Нарымском крае, куда ссылали людей.
«НЕ МОГУ ЗАЙТИ В ЦЕРКОВЬ!..»
Сколько я повидал за годы моей службы различных паломников и исповедников — со всей России! С разными грехами приходят к священнику люди, но особенно горько бывает слышать о тяжких последствиях, какие бывают у тех, кто кощунствует или глумится над иконами. Один такой случай произошел в Самарканде. Субботняя всенощная уже закончилась, народ расходился. В это время в дверях храма появился молодой мужчина, очень больной даже с виду. Лето, жара — а он в шапке, и все за голову держится. Прихожанка, которая прибиралась в храме, подошла к нему:
— Дяденька, освободите церковь, закрывать надо.
А он словно не слышит, к дверям прислонился. Усадил я его на лавочку, стал расспрашивать:
— Что с тобой? Ты болен?
— Голова болит, — ответил.
— Давно ли с тобой такое?
Он и рассказал свою печальную историю. «Учился я в институте и очень стеснялся, что дома у нас были иконы — мама перед ними молилась каждый день. Я же не верил в Бога. Глупостью казалась «отсталость» матери. Сколько раз просил я ее:
— Мама, убери иконы!
— Да ты что, сынок, как можно говорить такое!
Долго я спорил с ней, но мать — ни в какую! Наконец, я решил больше не упрашивать ее, а просто убрать иконы. Так их спрятал, что никто не найдет. Мама пришла с работы, глядь — икон нету.
— Володя, где иконы?
— Не спрашивай, мама, нету их.
— Куда ты их дел, Володя? Отдай, не бери греха на душу!
— Нету икон.
Как ни просила мать, не мог я ей сказать, что сделал с иконами. Она заплакала. Долго плакала. Умоляла:
— Отдай иконы!
Я молчал. Наконец, мать сказала сгоряча:
— Дурак ты, дураком и будешь!
Вот и все. Мне не по себе стало немного от этих слов. Но я храбрился, лег как ни в чем не бывало. Но в полвторого ночи проснулся от страшной боли в голове — так мне тяжко сделалось, что я схватился за голову и кричал во весь голос. Мать вызвала «скорую помощь», увезли меня в «психушку». Шесть месяцев пролежал, как ни кололи — головные боли не проходят, и сам я вроде как умом повредился. Мать давай плакать, корить себя:
— Да зачем я так сказала на своего сынка?!
То в одну церковь бежит, то в другую — кается, просит прощения. А чего просить, если икон нет…
Наконец решилась, пошла в больницу, написала расписку, чтобы отпустили меня домой. А я дома больше половины месяца не спал. Не могу спать — и все тут. Никакие таблетки не помогают. Мне кто-то подсказал:
— Володя, ты в церковь пойди. Вот я и пришел в церковь. Мне здесь легче — так спокойно стало. Можно у вас ночевать остаться?..
Снял этот несчастный Володя шапку и стоит, упершись головой в дверной косяк. Все уже вышли из церкви, а он все стоит — будто уснул. Ему снова напоминают:
— Храм закрывается уже… Он отошел на несколько шагов. А потом снова просит:
— Можно я у вас ночевать буду?
Ну, покормили его ужином, оставили на ночь. Потом еще на одну. И так он месяц жил при церкви — домой даже не думал появляться. В гараже ему постель устроили, поставили шифоньер, стол. Читал он много — ему книг надарили…
А мать его потеряла совсем: и в «анатомичку», и в милицию, и в больницу обращалась — нигде нету. Опять плачет:
— Куда Володя девался?
В соседней церкви ей сказали, что сын в Георгиевском храме. Прибежала она к нам, залилась слезами:
— Володя, ты живой! Слава Богу! Я уж думала, что совсем тебя потеряла… Сыночек, прости меня!
— Мам, за все — слава Богу.
— Пойдем домой, сыночек.
— Нет, мама, не пойду. Мне тут хорошо.
Поплакали они вместе, а потом мать снова спрашивает:
— А все-таки, Володя, куда ты иконы девал?
— Ох, мама, их нету — не спрашивай больше об этом! — снова помрачнел сын. Так три года он и жил при нашем храме. Но в сам храм не заходил — не смел. Однажды я попросил его:
— Володя, пойдем, поможешь мне помянники читать. Он только через порог храма ступил — вздрогнул, будто его ударили, как за голову схватится:
— Ой!!! Батюшка, я не могу в церковь зайти!
И выбежал из храма. Только в церковной ограде мог ходить спокойно. Вот что значит — икона! Страшно не то что кощунствовать — без благоговения прикоснуться к ней.
ПРИМИРЕНИЕ С НЕБОМ
Это случилось в Томской области в Колпашеве. Одна девица, по имени Зоя, закончила 10 классов, получила аттестат зрелости. Пришли к ней три школьные подруги чайку попить. Увидели иконы — начали смеяться:
— Глядите-ка — иконы держат!
Хи-хи-хи да ха-ха-ха! Зоя смутилась, покраснела. Мать пришла с работы — дочь ей ультиматум:
— Мама, убирай иконы!
— Ты что, дочка?.. Ни за что я этого не сделаю.
Две недели шла борьба. Мать не уступает. Плачет от горя. А дочка вошла в богоборческий раж:
— Мам, тогда я эти иконы уберу сама!
— Уберешь?.. Тогда, доченька, я тебе горшочка ни разу не поднесу, пить не подам!
— Да что ты такое говоришь, мама?!
— Как мать сказала — так и будет, если иконы тронешь. Будешь лежать пластом на постели — парализует тебя. Тебе Царица Небесная отнимет ножки, отнимет у тебя разум — будешь как глупенькая лежать…
Зое стало не по себе. Но все-таки она не отступила от своих замыслов. Тогда мать начала акафисты читать. Она работала сторожем — и по 3–4 акафиста за ночь успевала прочесть: Спасителю, Царице Небесной, чтобы вразумили ее дочку Зою.
— Царица Небесная, прости! — непрестанно взывала мамочка со слезами.
И однажды — прошло две недели или больше — в ночь с субботы на воскресенье дочь как крикнет:
— О-о-ой, мама! Давай крестик! Давай молиться! Скорей!!!
— Да что случилось, Зоюшка?
— Не спрашивай! Не расскажу. Страшно!
Надела крестик Зоя, встала на колени. Помолились вместе с матерью часа два. Немного успокоившись, дочь рассказала:
«Какая-то милая, хорошая монахиня, красивая-красивая, держит меня за руку и ведет на запад. Одета она в блестящее коричневое одеяние — такого дивного цвета на земле вообще нет. Вокруг — черная ночь. А там, где мы идем, светло, как при солнце. А откуда свет поступает — не видно. Долго шли мы молча. И подвела меня эта монахиня прямо к крутому обрыву, метров 15 глубины. А там темная, грязная вода, в которой плавают и крысы, и крокодилы, и какие-то гадюки. И люди среди этих гадов плавают. Человек вынырнет — а крокодилы за ним гонятся. Он ныряет — и крокодил за ним. Картина, конечно, ужасная. Но я сначала не поняла что к чему. Тогда эта женщина говорит мне:
— Ну, вот, Зоя, если будешь Бога гнать, то в таком месте будешь во веки веков».
Когда эта девица услышала, что эти ужасы касаются ее лично, проснулась да как закричала:
— Давай, мама, молиться!.. Давай мне крестик скорее!
Потрясло ее, как духовно страдают люди, которые борются против Бога — пусть даже словом. Встали они с матерью на молитву — часа 2 молились на коленях. И такое вдруг горячее желание появилось у Зои — молиться, немедленно пойти в церковь, никого не стесняясь…
— Пойдем, мама, в церковь!
— Рано еще, дочка, только 4 утра — поспи немного…
Всего два часа Зоя помолилась с матерью — а уж и слезы покаяния появились, и изменилась она, духовно совершенно другой стала. То против Бога шла, а теперь за Богом потянулась. Молитва — это проповедь великая!..
В 6 утра проснулась Зоя со слезами на глазах:
— Ой, мама, мама, ну зачем я проснулась?..
Пыталась снова закрыть глаза — нет, не спится.
— Что же ты видела? — удивилась мать.
И Зоя рассказала:
«Вижу ту же самую удивительную монахиню — но только вела она меня на восток, по дороге, прямой, как струна, сияющей стальным блеском и ровной, как стекло. Тихо шли мы, не торопясь — уже не тьма, а дивный свет кругом. Подошли к огромным резным вратам — красоты такой, что ни одному художнику не создать. Врата эти сами открылись перед нами и сами закрылись. А дорога идет вдаль через прекрасный сад, полный порхающих птиц, благоухающих цветов, необыкновенных плодов. На это невозможно смотреть без восторга! Смотрим — впереди показался золотой крест, послышалось дивное пение, несущееся из окон храма. Ой, как хорошо поют! Я слушала, слушала — и у меня слезы потекли от этой Благодати…
Монахиня молча смотрела на меня, а потом спросила:
— Ну, как, Зоя, нравится тебе церковное пение?
Я смогла выговорить только:
— Ой, как нравится! Как хорошо!.. — и заплакала.
И в тот же момент проснулась. Мама, мама, зачем я проснулась?!»
После этого Зоя стала ходить в церковь без всякого стеснения — никого не стала бояться…
От самой Зои я и услышал эту историю. Вот вам живая проповедь — как мать вымолила безбожницу-дочь. Сами-то мы, без материнских молитв, и не слышим обращенного к нам Божиего слова. Глухие сердцем бываем. А мать, Мария Ивановна, — она все глаза выплакала, неотступно молилась, каждую ночь по нескольку канонов и акафистов читала за дочь. А потом пришло время — мамочка умерла…
Дочка осталась одна, и так уж случилось, что заболела она туберкулезом…
А ее подруги — врачи, такие хорошие, заботливые, стали приносить ей лекарства, продукты. Зоя же решила:
— Господь дал мне болезнь — я должна ее терпеть!.. И все вспоминала, что она видела в небесном саду — такая там была радость, такой свет! Не мне судить, права она или нет, но только не стала она лечиться, два года туберкулезом болела, а никакого лекарства в рот не взяла…
А когда умерла — лежала в гробу со светлым лицом, будто восковая, легкая, неземная — примиренная с Небом, против которого она восставала по неразумию своему.
ИВЕРСКАЯ ВЕРНУЛАСЬ
Случилось это в феврале 1996 года на станции Болотное Новосибирской области. Двенадцатилетняя девочка, Света, страдала расслаблением рук. Сколько ни лечили ее в разных больницах — ничто не помогало: руки у нее не поднимались совсем, сильно болели, только кисти едва действовали, с трудом ложку могла удержать. Родители сокрушались, конечно, но не умели помочь девочке — Бога-то они, как многие при советской власти, не знали. Как-то приснился Свете удивительный сон. Девочка потом рассказывала журналисту Сергею Панфилову:
«Увидела я во сне необычно красивую тетю в розовой блестящей одежде, в прозрачных туфельках розового цвета. Подходит она к постели моей и говорит:
— Света! Что же ты лежишь?
— Тетя, у меня руки сильно болят, — отвечаю.
— Света, встанешь утром — залезь на чердак, там под потолком лежит икона, завернутая в ткань. Приложись к этой иконе — и получишь исцеление».
Света проснулась — никому ни слова не сказала. С трудом залезла на чердак. Нашла сверток с иконой. Развернула, ахнула: ой, как женщина на иконе похожа на ту, что ей приснилась…
Не зная, как надо прикладываться, только прислонилась к иконе — и почувствовала удивительное тепло. Появилось чувство, что руки исцелены. Решила испытать — и сразу же с радостью подняла свои руки, не ощущая прежней боли. Слезла с чердака, побежала к матери на кухню:
— Мамочка, смотри, смотри, а руки-то у меня поднимаются!
— Да быть не может! — не поверила мать своим глазам.
Ведь врачи уже никакой надежды на исцеление не оставили. Никак не может мать поверить своей радости:
— Да как же это случилось, доченька?..
Света и рассказала матери про свой сон. Радуется девочка, без конца поднимает руки:
— Смотри, смотри, мамочка!
Мать заплакала:
— Беги за отцом, дочка!
Отец тут же прибежал из депо, где он работал. Достали спрятанную икону (56 лет она в пыли пролежала), вычистили, вымыли, вытерли — это был старинный Иверский образ Пресвятой Богородицы, 80 сантиметров в высоту, 65 — в ширину, написанный и освященный на Афоне в 1909 году. Поклонились родители Матери Божией, помолились, как умели, поплакали. Образ в красный угол повесили. А на следующую ночь Царица Небесная снова явилась во сне Свете и говорит:
— Скажи, чтобы отнесли икону в Мой храм.
Света когда проснулась, тут же об этом маме рассказала. Тогда отец Светы взял икону и пошел в ближайший храм святителя Николая, рассказал отцу Анатолию все, что случилось и чего повелела его дочери в сонном видении Матерь Божия. Отец Анатолии глянул на икону и говорит:
— Невдалеке от нас, на станции Мочище, есть храм в честь иконы Божией Матери «Скоропослушница».
Тут же позвонили настоятелю этого храма отцу Геннадию, сказали: ждите, часа через три привезем к вам чудотворную Иверскую икону, которую Сама Богородица повелела отнести в Свой храм. С молитвами, с песнопениями взяли икону на руки и повезли на электричке. Встречали ее на вокзале больше сотни прихожан со свечами в руках. Торжественно препроводили святыню в храм. И кто в тот день прикасался к этой иконе — не знаю, какая уж у них вера была, но все, по великой милости Божией, получили исцеление! Случай этот стал широко известен во всей Новосибирской области. Приезжала съемочная группа с телевидения, рассказывали про исцеления больных. А после телепередачи сколько народу перебывало у иконы — не счесть! Несколько недель источалось миро от этой Иверской иконы, писанной на Афоне, которая пролежала на чердаке 56 лет невредимой в годы гонений на веру. Она была обретена, чтобы явить нам чудо и подкрепить нашу веру. Я каждый год езжу в Мочище, где находится чудотворная икона, люди до сих пор получают от нее исцеления от различных недугов, в том числе и онкологических. И мы должны не забывать благодарить Господа за это. Это благодать Божия посещает нас. Сейчас много подобных случаев — явлений мироточения, слезоточения, кровотечения икон. У нас в Новосибирске в Великий пост появлялись натуральные слезы на иконах Божией Матери и Спасителя. Их брали на анализ и убеждались: слезы, и ничто иное! Все гадают, что это может значить. А я так думаю: когда икона плачет — это проповедь для нас, чтобы мы позаботились о покаянии.
СОВРЕМЕННЫЕ ИКОНОБОРЦЫ
Всего этого не слышат, не хотят услышать современные иконоборцы — протестанты, которые святую икону называют идолом, смеются над ней. Я сам лично слышал такое не раз. К нам сейчас в Новосибирскую область различные проповедники иностранные (или иностранцами обученные) приезжают, над иконами глумятся. Лет 8 назад один такой пришел в наш храм в Бердске, поздоровался за руку — и, как говорится, вопрос в лоб:
— Скажите, батюшка, почему вы идолам поклоняетесь?
— Как звать-то тебя? — спрашиваю — Геннадий.
— Геннадий, я старик, слепой, не вижу, а ты молодой, у тебя глазки зрячие, ты покажи — где ты идолов увидел в церкви?
Он показывает на икону Царицы Небесной. У меня даже руки опустились. Нехорошо мне стало. Говорю ему:
— Слушай, Геночка! У тебя мамочка есть?
— Есть.
— А мамина фотография?
— Есть, конечно.
— Ты где живешь?
— В Новосибирске.
— Ну, так ты, Геночка, когда домой приедешь, возьми фотографию мамы, подойди к мамочке и говори: «Мам, а вот это — идол!» Что она тебе скажет?! Он только глазами заморгал…
— Ну что, говори, идол это?! Замолчал «проповедник».
— А паспорт у тебя есть, Геннадий?
— Есть.
Взял я паспорт и на его фотографию показываю:
— Ген, вот это идол!
— Так это же человек, — сказал он, смутившись.
— Ах, человек? Значит, не можешь на свою фотографию сказать, что это идол?
— Нет!
— А ты знаешь, на Кого показал на иконе?
— Вы называете ее Царицей Небесной, а она такая же женщина, как все, у нее много детей было, — и давай куролесить, все сектантские басни выкладывать.
— Да ты, видно, не знаешь, чья Она Мама? — спрашиваю я.
— Знаю. Мать Иисуса.
— А почему же ты на свою мамочку не можешь сказать, что она идол, а на Мамочку Иисуса, Которого ты проповедуешь, ты дерзко говоришь, что Она идол? Этот портрет — Ее личность! Ты знаешь, что позоришь Иисуса Христа? Какой же тебе благодати Христос даст, если ты Его Мамочку называешь идолом?
И замолчал он… Долго мы с ним сидели, разговаривали.
— Вы и креста не признаете, — говорю ему.
— А зачем? И где написано, чтобы креститься? Ведь Иисус Христос креста не носил, только вы крестик носите!
— Как не носил?! Он — основатель крестоношения, Он нес деревянный крест на Голгофскую гору, на этом кресте Его распинали. Знаешь?
— Знаю.
— А ты говоришь — не носил! На этом кресте Он победил смерть. Вот мы и носим крест в знак Его любви, в знак Его победы над смертью. Крестик этот — оружие против врага. Мы этим крестом тоже побеждаем — всякие лукавые мысли отгоняем. Вы крестов не носите и не креститесь, а мы крестимся — во имя Отца и Сына и Святаго Духа, — и я начал осенять себя крестным знамением. Как вскочил сектант, как бросился бежать от меня. А я, хоть и старик, но догнал его:
— Ты что, Геннадий, убегаешь?
— Так ведь это же смерть! Крест — это смерть! — говорит он мне.
— А ты видишь меня — я хоть и старенький уже, немощный, но живой. Сколько я крестился — всю жизнь, с самого детства, и крест ношу, и на фронте был — но не умер! Кто тебе сказал, что это смерть?
— А нас так учат…
А у самого все руки исколоты наколками — ну прямо как перчатки разрисованы.
— Что это с твоими руками, Гена? — спрашиваю.
— Я в лагере сидел два года, там нечего делать, кололись — я весь исколотый…
Расстегнул он рубашку, показал — а там «свитер» целый на теле выколот. Вот сектанты и ловят таких, воспитывают. И литературу безплатную дают, посылки контейнерами присылают из Америки, из Англии, из Германии — лишь бы души их заполонить. Такую же сатанинскую ненависть к иконе и кресту проявляют иеговисты. Сам наблюдал. Как-то позвонила мне в квартиру одна шустрая девица:
— Идите скорей на детскую площадку, там сейчас проповедь говорить будут. Вышел я на площадку, смотрю — молодые люди сидят на скамеечках. Я говорю:
— Как приятно, молодые люди речь ведут о Боге…
— Да, дедуль, — отвечают, — сейчас будем проповедь читать, только все дома обойдем. Через 15 минут начнем.
— Что же вы читать будете? — спрашиваю.
— Пророка Моисея.
— Вот как хорошо. Ну а в церковь вы ходите?
— Нет пока, мы еще только собираемся церковь строить.
— Какой же вы веры?
— Православной.
— Я вас ни разу не видел в православной церкви.
— Так мы туда не ходим, мы — иеговисты.
— Зачем же вы обманываете людей, говорите, что православные? Люди разобрались в вашем обмане. Смотрите — уж полчаса прошло, а никто на вашу «проповедь» не идет, ни одного человека. Начал задавать им вопросы. Им отвечать нечего.
— О, да вы знаете Священное Писание! — говорят.
— Еще как! Только в отличие от вас мы крестимся — вот так, — и только я стал осенять себя крестным знамением — сектантов как ветром сдуло. Бегут и оглядываются на меня. Я говорю:
— Вон вы кто, Креста боитесь!
— Дедуль, так это же смерть…
Не стал я спрашивать, кто их этому научил, — и так понятно. Вот уже второй сектант сказал, что Крест это смерть. Это мнение бесовское, сатанинское. Всё это борьба против Креста. Надо защищать Крест и икону. Быть солдатами Небесного Отечества.
Протоиерей Валентин (Бирюков) 1922 – † апрель 2018. На земле мы только учимся жить. Православная художественная литература. М., 2017.
Источник:
Свежие комментарии